Украинская народная сказка
Жил когда-то богатый мужик, и был у него сынок Грыцько. Вот умерли вместе и отец и мать. А было Грыцьку только семнадцать лет от роду. Продал он все до чиста, перевел в деньги и землю, и огород, и скотину, купил себе коня, полторы тыщи дал, и седло и сбрую на коня, купил еще саблю, ружье-двустволку, попрощался со своею слободою и сказал:
- Прощайте, паны-слобожане!
И поехал себе за тридевять земель, в тридесятое царство, в иное государство.
Едет, вдруг видит - степь: была дорога, а то никакой нету, въехал в траву, едет по траве. Суток десять едет по травке, никак не выберется, пути не найдет. И просит бога, чтоб послал ему смерть, чтобы зверь его разорвал или что. Вдруг слышит - кто-то кричит, голос будто христианский. Слава богу, может то и вправду голос человечий. Подъезжает ближе, окликает, споткнулся конь остановился. Стоит конь. И кричит змея из ямы:
- Вытащи меня, Грыцько, из провалины!
Встал он с коня, посмотрел и подумал, а не женщина ли то какая-нибудь, глядь - гадюка в яме.
- Как же я тебя вытащу, ежели я тебя боюсь?
- Подай мне конец нагайки: я схвачу, вот ты меня и вытащишь.
Спрыгнул он с коня, подал ей нагайку, схватила она ртом за конец, он испугался и рванул ее так, что она на полгона от него упала. И вдруг идет к нему навстречу панна такая, что ни вздумать ни взгадать, только в сказке рассказать. Подошла.
- Здравствуй, - говорит, - Грыцько Иванович!-За руку поздоровалась, поцеловалась. - Слава богу, и от куда ж ты взялся, что вызволил меня из ямы? Ну, теперь, Грыцько, чего пожелаешь: чтоб я тебе была женой или сестрой?
Поразмыслил Грыцько своей головой: Она-то змея, как мне женой будет?.. Пускай лучше будет сестрой.
- Будь мне сестрой, а я тебе братом! Поцеловались.
- Ну, отрежь с правой руки мизинец - я пососу твоей крови, а ты моей, вот мы и породнимся.
- Как же, сестра; если я резать боюсь свой мизинец?
- Чего бояться? А ты немного надрежь. Вот достает он ножик из кармана.
- Ну, брат, если хочешь, сам режь, а хочешь, я надрежу тебе.
- Режь, сестра, ты, а то я боюсь.
Отрезала она кусочек кожи с мизинца, положила себе в рот и сосет. Держала, держала его мизинец во рту.
- Ну, вынимай, брат, хватит.
- А теперь пососи и моей крови.
Взял он в рот ее мизинец и начал сосать кровь. Пососал.
- Ну, брат, хватит. Теперь мы будем по крови родные,- ты мне брат, а я тебе сестра.
Идут себе, на руки поводья накинули и про разное беседуют. Долго ли, коротко ли шли, а открылась дорога. Идут опять дорогой, долго ли, коротко ли, глядь - косяк коней виден; взором не окинешь, такой большой, нет ему ни конца, ни края.
- Чей это, сестра, такой большой косяк коней виден?
- Это, - говорит, - брат, мой косяк.
Прошли тот косяк, идут и идут себе, про разные вещи разговаривают. Прошли версты две, опять такое стадо, что и взором не окинешь?
- Чье это стадо, сестра, такое большое?
- Это, - говорит, - стадо мое.
И думает Грыцько своей головой: «Лучше была бы она мне женой, чем сестрой, ведь такая богатая». А потом спрашивает:
- Чьи это степи, что ехал я десятеро суток, а не на шел ни тропы, ни дороги, ничего, пока вдруг тебя не нашел?
- Это, брат, всё мои степи.
Ну, идут опять, беседуют себе. Миновали стадо версты в две. Открывается такая отара овец, что и взором не окинешь.
- Сестра, чья это отара? Она такая большая, что и взором не окинешь.
- У меня, - говорит, - таких отар пятьдесят тысяч. Прошли отару, идут себе дальше. Виднеются вдали большие деревья.
- Что это там за большие деревья?
- Это, брат, мой сад, там за деревьями мои хоромы. Вот недалеко, верст пять прошли.
Идут себе, беседуют; она расспрашивает, из какого он царства, да как ехал, и откуда он родом.
- Мой отец, - говорит, - был богач, я из такого-то царства. Да вот уехал я и попал прямо сюда.
Подходят они к ее дому, оградою дом окружен, а дома все в три яруса, красками разными покрашены, всякой резьбой украшены, зелеными, черными, разными красками. Подходят к воротам; отворяет ворота сестра. Отворила, вошли, затворила. Отвела коня на конюшню. А там конюхи, и говорит она им:
- Поставьте коня в стойло, кормите его хорошенько. Берет брата за руку, пошли в комнаты. Входят, а там одиннадцать панночек за столом сидят, пьют. Здороваются.
- Здравствуйте, панночки!
- Здравствуй, молодец!
- Нет, - говорит, - это не молодец, зовите его братом, он по мне и вам братом приходится.
Посадили его за стол, давай пить, гулять. Уж очень они ему рады, не знают, чем его и накормить, где его и усадить.
- Пойдем, - говорит, - брат, в мой сад на прогулку. Пошли в сад на прогулку по первой дорожке. Прошли по первой дороге гона два, глядь - лежит поперек дороги железная кочерга. Переступила она через нее и просит брата:
- Возьми кочергу, убери с дороги, она мне надоела: как иду, то все спотыкаюсь.
Взялся он за кочергу, никак и с места не сдвинет, такая она тяжелая.
- Э-э, - говорит, - какая у тебя слабая сила! Как же это ты по свету ездил с такой слабой силой?
- Мне, сестра, ни с кем не случалось биться, вот у меня и сила такая. Такая, как бог дал.
Переступили через кочергу, пошли по саду, по всем дорожкам. Погостил он у сестры дней десять. Опять пошли в сад на прогулку по той дороге. Опять лежит ко черга.
- Прими, - говорит, - брат, кочергу, хотя бы с дороги.
Взялся он, да никак с места не сдвинет. Пошли по саду, погуляли, входят в комнаты. И стала она сестер просить, чтоб дали ихнему брату такую же силу, как у них.
И сели тотчас все двенадцать прясть чистый лен. Ссучили нитки по две, и давай сразу основу сновать, да на кросна накладывать и ткать. Наложили, выткали и двенадцать цветов золотых на рубашку нашили. За одну ночь всё сделали: и напряли, и соткали, и сшили, двенадцать цветов золотых нашили - двенадцать сил богатырских ему дали. Разбудили его, надели на него рубашку эту. А тут и светать стало. Погуляли немного, давай чай пить. Попили, поели:
- А пойдем, брат, в мой сад еще на прогулку. Идут все двенадцать. Дошли до той кочерги, - лежит кочерга поперек дорожки.
Берет он ее за конец. Как схватил, как бросил ко чергу, так выше дерева и взлетела она.
- Спасибо тебе, брат, - говорит сестра, - что ты кочергу с дорожки убрал: мне она надоела, позабуду - и все об нее спотыкаюсь.
- Побыл он еще дней десять.
- Ну, сестра, - говорит, - пора мне от вас уезжать.
- Куда же ты поедешь?
- Да куда бог пошлет.
- Хочешь, я тебя женю? У меня всего вдосталь - и земли много и скота хватит.
- Нет, - говорит, - спасибо, сестра, не хочу.
- Ну, что ж, ты уезжать от меня задумал, а у тебя и коня-то хорошего нету.
- Нет, конь мой очень хорош.
- А погоди-ка, брат, испытай своего коня.
Пошел он на конюшню и давай гладить коня. Погладил по спине ладонью, так на колени конь и присел; не выдержал руки его.
- Что ж, и вправду не годится мой конь, - говорит он сестре.
- А я ж тебе говорила, что он не годится.
- Ну, а где ж, сестра, добыть мне коня?
- Да ты ж видел у меня много коней, выбирай любого.
Тотчас вышла, свистнула богатырским посвистом - ревет земля, гудит, табун коней в две тысячи прямо б загон так и летит. Весь вошел в загон. Она взяла и закрыла ворота.
- Теперь, брат, иди выбирай себе коня, какого знаешь.
Пошел он в загон и давай коней выбирать, а они брыкаются; взял он за гриву - конь и упал, взял за ногу - конь упал; сколько коней перебрал, а всё ни один не годится. Выходит он и говорит:
- А плохие у тебя кони, сестра, никуда негожие
- А негожие, так надо выпускать.
Взяли выпустили коней. Свистнула богатырским посвистом второй раз - бежит второй табун прямо в загон. Заперла она и тех.
- Ну, ступай, брат, еще коня себе выбирай.
Пошел опять выбирать, и сделалось в загоне топкое болото. Выбирал, выбирал, выходит:
- Сестра, утомился я, никак не найду себе коня.
- А ты, брат, не заметил того, что посреди загона в болоте стоит?
- Э, да это такой, что из болота не выберется.
- А ступай испытай-ка его.
Приходит он к коню, берет за гриву. Как рванул он его из болота, как начал носить его конь по загону! Она смеется:
- Держи, брат, не поддавайся!
Удержал, подали ему уздечку, и обуздал коня, повели его на конюшню, поставили в станок. Продержали его месяц, почистили и кормили его хорошо.
- Ну, сестра, пора мне от вас уезжать.
- Как тебе, брат, угодно; раз не хочешь жить у меня, то собирайся с богом.
Попрощался он с сестрами. Вывели коня, оседлали.
- Ну, если женишься, брат, не доверяй жене и не говори, что у тебя есть, и рубашку эту не снимай, а как снимешь, то враз погибнешь.
И молвила она коню:
- Вот твой хозяин, ты ему доверяй. Если хозяина кто убьет и можно будет вырваться, то ты, конь мой добрый, явись ко мне.
Дали они брату саблю булатную, пику и сказали:
- Как ты, брат, велишь, так конь тебя и понесет - поверх дерева, или между деревьями, или поверх камней, или по земле, или как знаешь.
Снарядился он в дорогу и поехал за тридевять земель, в десятое царство, в иное государство. Доезжает до большого-пребольшого города. Слышит, в городе звон, аж земля гудит. Приближается - так сильно звонят, что он уши себе заткнул, а то, говорит, и голову разорвет. Въехал в город и глядит по обеим сторонам. Видит дома, а людей не видно. А колокола звонят, трезвонят вовсю. Проехал по городу с версту, смотрит - у двери дед ходит. Подъезжает к деду.
- Здравствуйте, - говорит.
- Здравствуйте, - говорит, - купец, или добродию, или как вас звать!
- Как, - говорит, - назовете, так и будет! А что оно значит, дед, проехал я с версту, а в городе никого не видно, только вас первого и вижу. И почему это у вас колокола так звонят, что никак и проехать нельзя, уж я и уши заткнул.
- Это, - говорит, - пане купец, у нас людоед поселился и сожрал уже в нашем царстве два повета людей. И присудили, - говорит, - дать ему царевну на съедение, вот и звонят, может, господь нас помилует.
- Если б мне в руки попался, я бы его накормил, не захотел бы он царевну есть!
А была у деда кобылка; вот оставил он молодца в Доме со старухой, а сам вышел, сел на кобылку - и к царю.
- Так, мол, и так, ваша ясновельможность, принес бог из чужой земли такого молодца, что может людоеда погубить.
И велел тогда царь запрягать лошадей в коляску. Едут к деду. Примчались. Вбегает царь в дом. Кланяется, за руку здоровается.
- Из какого вы, пан, царства?
- Из такого-то и такого, белого или какого.
- Вы можете людоеда погубить?
- Могу, - говорит, - только бы он мне в руки попался.
- Просим, пане, в мой дом.
Сели, поехали, и взял он коня своего. Говорит:
- Коня в стойло поставьте, чтоб были ему овес, сено, вода все время, как должно.
Поставили коня в стойло. Сами входят в комнату. А тут царица, дочка царева, сыновья. Здороваются.
- Ну, говорит, - как погубишь ты людоеда, вот тебе дочка моя в жены, полцарства даю, пока жив, а помру, все твое будет. Ты, дочка, согласна?
- Как не согласна? Ужель лучше идти людоеду на съедение, чем выйти за христианина, которого бог в наше царство послал. Желаю и душою и телом.
Сели, хорошенько поели, выпили. Подходит пора, когда везти или не везти к людоеду.
- Собирайтесь все, кто есть, поглядеть, как буду я его уничтожать. И позовите мне попа, чтобы исповедовал меня и причастил.
Позвали попа. Потом выехали все горожане и остано вились за полгона от пещеры. Берет он царевну за руку, подводит к пещере поближе.
- Выходи, - говорит, - людоед, вот царевна тебе на съедение!
Увидал людоед царевну и вмиг выскочил. И только змей явился, ударил он его пикой, а тот и упал.
- Вот тебе, - говорит, - царевна! Заревел людоед что есть мочи, и давай он его саблей булатной рубить так, что все горожане удивились, испугались. Снял с него голову. Убил его, на куски порубил, в кучу сложил, спиртом облил, поджег и пепел Раз веял.
- Гляди, - говорит, - жена моя, что я с людоедом сделал. Почитай меня мужем, ведь я тебя от смерти молил.
Вернулись они в город и давай пить, гулять, что поспал господь из чужой земли такого богатыря, который людоеда погубил, и пьют за его здоровье, гуляют. Пили трое суток, веселились, а там и к попу, свадьбу отгуляли, живут. Полцарства отписал ему царь, вручил. Пожил царь года три и помер. Остался он царем над всем царством. И жили они лет двенадцать, а детей у них не было, А был у них в городе поп хороший, и остался после него сын хлопец, сирота лет пяти. Взяли они его вместо сына. Вот вырос он, и было ему уже лет восемнадцать. Обучили они его уму-разуму. И вырос он большой да такой красивый, что и во всех царствах лучшего приемыша не было. Вот и влюбилась царица в приемыша этого. И давай у царя допытываться: отчего, мол, ты рубашки с себя никогда не снимаешь?
- Я, - говорит, - так привык, она всегда белая, по белей тех, что ты даешь, так вот и не надо снимать ее.
- Мой отец, - говорит она, - по три раза на день рубашки снимал, а ты вот ни разу своей не снимешь.
Ну, не снимал он, не снимал, а она все за свое:
- Сними да сними, мы ее хоть постираем. Вот взял он да и снял рубашку.
И только он снял, а она взяла и в другие двери передала рубашку приемышу, а тот вмиг на себя ее и надел. А как надел, сразу за саблю и входит к старому царю в комнату.
Вошел и говорит:
- Здравствуйте, батюшка, биться будем или мириться?
- А чего нам, сынок, биться? Тот говорит:
- Вот чего!
И как ударил его саблей, так голову с него и снял. Потом порубил его саблей на куски и велит:
- Сложите его, труп этот, в мешок, завяжите его и выведите его коня из конюшни, привяжите к хвосту и пустите, и чтобы не было ни его, ни коня его в моем царстве.
Привязали к хвосту, а конь между деревьями пошел, а он висит, к хвосту привязанный. Как пробежал верст с полсотни, заржал конь, тут сестра и узнала, что ржет конь Добрян, и вбежала в комнаты.
- Нету, - говорит, - сёстры, нашего брата!
Все выбежали и смотрят - подбегает конь, опустился у крыльца, остановился. Взяли они мешок, от хвоста отвязали. Она понюхала:
- Это мой брат родной.
Потом отвели коня на конюшню, поставили в стойло. Вносят мешок в комнаты, расстилают драгоценный ковер и опорожняют мешок. Собрали кости, как полагается потом сложили куски, отбирают и целящей водою смазывают. Часа три мазали: лежит человек как человек только неживой. Давай они тогда ему живящую воду понемногу в рот вливать. Начал он немного шевелиться. Они вливают, а он двигается.
- Подымите, сестры, ему голову повыше! Подняли, влили ему живящей воды побольше. Поднялся он тогда.
- Где это я? - спрашивает.
И давай тогда сестра причитать:
- Вот так бы ты, брат, и заснул навеки. Я ведь тебе, брат, приказывала, чтоб ты жене тайны своей не открывал, а ты не послушался, да и помер навеки. Как же ты умер, брат мой?
Он рассказал все, как было. Сели, поели, закусили. Они все ему рады.
- Пойдем в сад на прогулку.
Пошли в сад. И лежит та самая кочерга поперек дорожки. Он бросился ее убирать, но и с места не сдвинет.
- Ну что, брат, отдал силу свою, почему меня не послушался?
- Дайте мне, сестры, такое здоровье, какое тогда вы мне дали.
- Надо было беречь то, что тебе дается. Бог здоровья дважды не посылает. Если я или сестры отдадим тебе свое здоровье, то останемся сами без него. Мы тебе своего не дадим, а ты свое потерял! А наделю я тебя, брат, такой мудростью да хитростью, что ты весь свой век их не потеряешь.
- Уж что, сестра, ни дашь, то давай, лишь было бы хорошо!
Входят в комнату. Она берет скляночку, наливает в чарку, дает ему выпить.
- На, брат, выпей.
Он взял, выпил.
- Ну, теперь, - говорит, - брат, кем захочешь обернуться, конем иль птицей какою, тем и будешь ты.
Чем он сказал, тем и сделался. Пробыл он еще трое суток с сестрами. Попили, погуляли, порадовались.
- Ну, сестра, пора мне в свое царство собираться. Даст бог, может, и отвоюю его.
- Ну, смотри, чтоб сделал ты и ей так, как было тебе от нее; а если примешь ее, как жену, она опять тебя уложит.
И выводит ему коня. Простился он с сестрами, в путь-дорогу снарядился.
- Неси меня, конь Добрян, в мое царство!
Конь и понес его в то самое царство, в тот самый го род, где жил царь.
Едет по городу главной улицей, видит - ходит по двору мещанин, дед старый. Поздоровался. Дед ввел его в комнаты. А бабка что-то на вид невеселая. Слезы текут у бабки. Ходил он, ходил по дому и спрашивает:
- Чего это вы, бабушка, такая невеселая! Не помер ли у вас сын или дочка?
- Я оттого, - говорит, - плачу, что беда у нас вы шла: кобылка жеребенка скинула.
- А дайте, - говорит, - я пойду погляжу, может она приведет другого. Пойдем, дед, погляжу-ка я вашу кобылку.
Пошли, посмотрели.
- Не горюйте, дед, она, - говорит, - в эту же ночь будет с жеребенком, да с таким, какого вы еще и не видывали.
Вошли в дом. Дед рассказывает старухе:
- Вот, бабка, купец говорит, что наша кобыла в эту ночь с жеребенком будет.
- И вправду, бабушка, что будет!
Усадили они его за стол. Налили стакан винца, сели, выпили и ему предлагают. Выпил, поблагодарил, потом пошел на прогулку. Прогулялся, легли вечером спать. А коня своего пустил на луг. Спал ли, не спал, а поднялся.
- Спасибо вам, дед и бабушка, за приют! И пошел себе.
Пошел он к кобыле, обернулся жеребенком - золотая шерстинка, серебряная шерстинка, золотое копытце, серебряное копытце, такого жеребенка и на картине не найдешь. Пошел было дед покормить кобылу, глядь - уже жеребенок около нее скачет. Испугался дед, увидев его, и не донес того корму, бросил, побежал в хату и слова не вымолвит, бабу за руку тащит. Упирается баба:
- Куда ты меня, дед, тащишь?
А дед и слова не вымолвит. Спустя час очнулся, а потом и говорит:
- Ступай посмотри, какого жеребенка наша кобыла принесла, во всех царствах такого не найти!
Пошли с бабкой, поглядели на жеребенка, полюбовались.
- А теперь, дед, бери кобылу, и веди ее на базар, да продай за столько, сколько дадут, а не то царь и даром возьмет.
Повел дед кобылу на базар. Жеребенок впереди скачет. Доводит до базара, встречает его сам царь с жандармами, спрашивает:
- Где это ты, дед, взял такого жеребенка?
Принесла, ваша ясновельможность, кобыла моя..
- А ты, дед, не продашь ли мне жеребенка?
- Продам, - говорит.
- Что ж тебе за него?
- Кабы с чужого царя, я бы знал, что спрашивать, а с вас пять тысяч давайте, и хватит.
Вынул царь пять тысяч, отсчитал, отдал деньги деду. Купили уздечку, надели на жеребенка.
Повел его жандарм, а царь идет и смотрит.
- Отведите его теперь в стойло на конюшню!
А сам царь пошел в комнаты жене рассказывать. А как раз на ту пору стояла у ворот первая служанка Олена; увидала жеребенка, и, только царь прошел из ворот в комнаты, она кинулась на конюшню. И только тот, который ввел жеребенка, вышел, а жеребенок у Олены и спрашивает:
- А ты знаешь, Олена, кто я таков?
- Нет, - говорит, - не знаю.
- А ты первого царя помнишь? Так вот это я и есть! Ты знаешь, мой приемыш меня зарубил и посек, вот я этот самый и есть. Так знай же, как будут меня убивать, ты возьми да омочи платочек в кровь, зарой платочек в землю, и вырастет там яблоня; а как будут яблоню рубить, ты возьми от нее щепку, отнеси на речку и кинь в воду. А потом беги отсюда, чтоб тебя никто не видел.
Вышла она в другие двери, а царь берет царицу за руку и ведет к жеребенку.
- Выведите его на волю, я на него погляжу. Вывели его конюхи на подворье. Поглядела она издали и говорит:
- Это не жеребенок, а мой первый муж! Выкопайте среди двора столб, привяжите его к столбу, а потом разнесите его из пушек в прах.
Привязали его и из пушек разнесли. А служанка ходит себе там, обмочила платочек в кровь, в рукав его сунула, пошла в сад и закопала в саду. Облили потом жеребенка спиртом, подожгли и пепел развеяли.
- Ну, хорошо, что ты не дотронулся до этого жеребенка. А не то он убил бы тебя!
Переночевали, выспались, вышел царь в сад. Прошел немного, глядь - стоит яблоня, новая за ночь выросла, яблочко золотое, серебряное. Выбрал себе яблочко, хотел надкусить.
- Нет, - говорит, - лучше пойду спрошу у жены.
Приходит:
- Ступай, жена, посмотри, какая у нас яблоня явилась.
Она посмотрела:
- Это, - говорит, - не яблоня, а мой первый муж. Возьмите срубите ее и. корни вырвите, сожгите ее, а пепел развейте.
Начали рубить; а та служанка ходит кругом, собрала щепок, пришла к речке и бросила их в воду. Яблоню срубили, спалили и пепел развеяли. Переночевали ночь, когда с яблоней покончили. Чаю попили. Взял царь ружье, пошел в сад к реке. Вдруг Олена воду оттуда несет.
- Ступайте, - говорит, - на берег, где мы воду берем, там такая птица, что я отродясь такой не видывала.
Повернул он туда, пришел к тому месту, нацелился, видит - она не улетает. Сбросил он чоботы, подоткнул халат и бредет, чтоб поймать ее прямо руками. Брел, а халат в воде, вот-вот царь до птицы дотянется, а рукой никак не удержит, - перья-то скользкие. Воротился.
- Сниму, - говорит,- рубашку и подштанники, пойду и поймаю.
И побрел он опять к птице. Как ступил, а вода уже по пояс: охватит, но Не удержать ему никак. Заманила его птица в воду далеко и вдруг захлопала крыльями, ударилась о берег и обернулась человеком. И ту самую рубашку, что с двенадцатью цветами, которую царь снял, опять на себя надел.
Испугался царь, стоит в воде. А тот и говорит:
- Ну что, сынок, биться будем или мириться? Вы ходи на берег.
Стоял тот часа три в воде, раздумывал.
- Думай не думай, а из воды вылезай.
Он взял и вышел на берег. А человек его тотчас посек-порубил, входит в комнаты и как крикнет богатырским голосом:
- Здравия желаем!
Она его враз узнала, так и обмерла.
- А, вот ты где, моя душегубка! Поди-ка сюда! Она не идет, тогда пошел он сам.
- Сколько ты раз меня со свету губила: и царя, и жеребенка, и яблоню? Ты видела, как я людоеда уничтожил, ты ведь рядом со мною стояла? Стояла и клялась, что будешь меня уважать, как мужа. Это ты так мне отблагодарила, что я тебя от смерти спас! Отведите ее в сад.
Вывели ее. Отрубил он ей голову, посек, на куски порубил, сжег, пепел развеял.
Одел Олену в царскую одежду. И к попу венчаться. Обвенчались, а на следующее воскресенье свадьба. Садится он на коня своего, на Добряна.
- Неси меня, конь, к сестрам, буду звать их на свадьбу.
Сел, поскакал выше дерева на коне, на Добряне, к сестрам.
Приезжает, здоровается. Уж так рады сестры, и боже ты мой! Не знают, куда его и усадить. Он рассказывает:
- Покончил я с ним и с нею, а теперь со служанкой с первой свадьба. Благодарю тебя, сестра, за твои мудрости-хитрости, а то не вернулся бы я назад. А теперь силу свою, что дали вы мне, назад вернул.
Погуляли, попили у сестер двое суток. Оседлали они своего коня и поехали все в гости к брату на свадьбу. Начался свадебный пир. Все, кто из других царств, цари, короли, да и своего какие-то князьки спрашивают:
- Что за панночки такие, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке рассказать?
- Это сестры мои, - говорит.
Справили свадьбу, все чужие поразъехались; сестры остались. Погостили еще трое суток одни только сестры. Пьют, гуляют.
- Что ж, Олена, может, и ты нашего брата так же прикончишь, как прикончила та, первая?
- Нет, я крестьянского роду, буду его уважать, как богом положено!
Уехали сестры, а они остались: живут, хлеб жуют и постолом добро возят.
Study with Maxim Achkasov
The courses of Russian as a foreign language with Russian4real take place online via Skype. The teacher works with adults individually since he is convinced that each person must receive maximum time for practice and professional attention while learning a foreign language.