Софья Могилевская
Это было дня за два до Первого мая.
Как всегда, раньше всех пришла бабушка за Татой. Потом забрали Костю Курочкина. Потом Юру. Потом Аню. И постепенно никого из детей не осталось в детском саду — ни в старшей группе, ни в младшей. Все разошлись по домам. Все, кроме Машеньки. За ней пока никто не пришёл: ни мама, ни папа, ни бабушка.
— Почему за тобой не идут? — спросила Нина Николаевна.
— Не знаю, — ответила Машенька.
— Сейчас выясню, — сказала Нина Николаевна и пошла в кабинет заведующей звонить по телефону.
А Машенька пока стала играть в кукольном уголке. Но играть-то интересно, когда рядом и Алёнка, и Тата, и другие дети. А одной ведь совсем скучно.
И на рыбок хорошо смотреть, когда вместе с тобой их разглядывают другие ребята. А так что же? Плавают, ну и пусть себе плавают...
От нечего делать Маша вышла в раздевалку. Она по очереди открывала и закрывала шкафчики для одежды. Все были сейчас пустыми. И только в том, на котором была нарисована морковка, висело Машино пальтишко, стояли Машины калоши и лежала Машина шапка с красным шарфиком.
Тут Машеньке вдруг стало так скучно, так скучно!.. Почему же за ней никто не идёт? Она села на стульчик и уж собралась было заплакать...
Но дверь из коридора тихонько приоткрылась, и в раздевалку вошёл кот. Он был очень чёрный, а глаза у него были совершенно зелёными.
Он посмотрел на Машу и сказал:
— Мяу!
Маша тоже посмотрела на кота, но ничего ему не сказала. Тогда кот, осторожно ступая, подошёл к Маше, вспрыгнул на стульчик, который стоял с ней рядом, и ещё два раза сказал:
— Мяу, мяу!
Машенька поняла: «Стыдно плакать!»
— Ну, вот ещё, — ответила она чёрному коту. — Вовсе я не собиралась плакать! С чего ты взял? — и сунула обратно в кармашек фартука носовой платок, который только что вынула.
А кот заговорил уже совсем понятными словами:
— Пошли на кухню?
— А зачем? — удивилась Машенька.
— Тётя Паня праздничный каравай месит.
— Пошли, — согласилась Машенька. — Тебя звать Антоном?
— Антоном, — ответил чёрный кот с зелёными глазами.
— Я тебя давно знаю, — сказала Машенька.
И они вместе — кот Антон впереди, Машенька за ним — отправились на кухню.
Но едва лишь они переступили кухонный порог, как тётя Паня, повариха детского сада, сердито крикнула:
— Брысь отсюда! Сколько раз тебе говорено: не ходи на кухню!
Это, конечно, она на кота Антона так закричала. А у Машеньки она спросила:
— За тобой, Маша, разве ещё не пришли?
— Нет, — ответила Машенька. — За мной ещё никто не пришёл — ни мама, ни папа, ни бабушка.
— Ну, тогда помоги мне месить каравай. Ведь завтра у нас в детском саду праздник!
— Ладно, — сказала Машенька, — помогу!
А сама подумала: «Кот Антон, оказывается, правильно сказал, что тётя Паня ставит праздничный каравай».
— Машенька, ты вот где! — сказала Нина Николаевна, заглянув на кухню. — Можно ей побыть с вами? — спросила она тётю Паню. — Никак не могу дозвониться к ней домой. Никто не подходит к телефону.
А на кухне было очень интересно! Во-первых, тётя Панн дала целое блюдце изюма.
— Ешь,— сказала она Маше. — Он мытый.
И, пока Машенька ела изюминку за изюминкой, тётя Паня клала в огромную кастрюлю с тестом то сахар, то взбитые яичные белки, то ещё что-то и всё месила, месила...
— Ну вот. — сказала она наконец. — Теперь наш каравай немного подойдёт, и можно печь! Ты, Машенька, посмотри за ним, чтобы он не ушёл, а я схожу в кладовку, возьму на завтра продукты.
— Ладно, — сказала Машенька, — я посмотрю.
— Хорошенько смотри, — ещё раз наказала тётя Паня. — Я на тебя надеюсь!
По едва она вышла из кухни, как Машенька услышала: «Мяу!» — и увидела кота Антона.
— Ты всё-таки пришёл? — спросила Маша.
— Мяу! — снова сказал кот Антон и неуверенно заглянул в кухню.
Машеньке стало его жалко.
— Ладно уж, иди! Только не мешай мне стеречь каравай. Тёти Нанн велела. Завтра у нас в детском саду праздник Первое май!
— Я тебе помогу! — сказал кот Антон, вошёл в кухню и уселся на соседнюю табуретку.
Так они оба и сидели: Маша на одной табуретке, кот — на другой. И оба глядели на кастрюлю с праздничным караваем.
А в кухне было тепло-претепло, и на стене, тихонько пришёптывая, тикали ходики.
— Надоело стеречь, — сказал кот Антон и зевнул. — Никуда он всё равно не убежит. Давай играть в кошки-мышки?
— Нет, — ответила Машенька. — Раз я обещала тёте Пане, я буду стеречь. Ты один играй.
— Одному скучно, — сказал кот Антон. Он ещё раз зевнул и, свернувшись клубком, положил голову на хвост, зажмурил один глаз, потом другой.
И тут вдруг крышка у кастрюли слегка приподнялась, и из щёлки высунулась изюминка. Маша сперва так и подумала, что это всего-навсего простая изюминка. Но нет! Крышка сдвинулась ещё больше набок, и весёлый глазок, похожий на изюминку, глянул на кота, а потом на Машеньку.
— Сторожишь? — спросил каравай Машеньку.
— Сторожу, — ответила Машенька.
— А он спит? — спросил каравай, посмотрев на кота.
— А он спит, — ответила Машенька и строго прибавила: — А тебе нечего вылезать! Сиди смирно, а то тётя Паня рассердится.
И Маша как следует прикрыла кастрюлю крышкой.
Каравай угомонился, но ненадолго. Машенька услыхала: «Пых, пых...» — и на неё снова глянул весёлый глазок, похожий на изюминку.
— Машенька, а Машенька, — услыхала она хитренький голос, — тебе не надоело меня стеречь?
— Нет, — сказала Маша. — На меня тётя Паня надеется.
А каравай всё больше вылезал из кастрюльки, всё
выше поднимал над собой кастрюльную крышку.
— Машенька, а Машенька, — начал он опять, — ты посмотри, какие огоньки в том новом доме зажглись.
— Не буду я смотреть на огоньки, — сказала Машенька, а сама покосилась на новый дом, который стоял напротив.
Ещё недавно этот дом только-только строился, а сегодня в нём уже горели огни! В одних окнах жёлтые, в других — зелёные, а где самые обыкновенные — белые.
Машеньке очень захотелось посмотреть на разноцветные огоньки в новом доме.
— Антон, — принялась она расталкивать кота.
Кот Антон чуть приоткрыл глаза:
— Чего тебе?
— Антон, — попросила Машенька, — постереги каравай. Я посмотрю на огоньки в новом доме.
— Ладно, — сказал кот Антон, — постерегу.
— Хорошенько стереги. Я на тебя надеюсь!
И побежала к окошку.
А кот Антон тут же зажмурил сперва один глаз, потом другой и опять заснул.
Но Машенька этого не знала. Она увидела, что к новому дому подъезжают грузовики. И на каждом столы, стулья, кровати, диваны и ещё много всего другого.
«Вот как весело всем будет справлять Первое мая в таком новом доме!» — подумала Машенька.
А огоньки в окнах напротив зажигались и зажигались. Они зажигались то в одном окне, то в другом. То на первом этаже, то на втором, то на самом верхнем.
Пока Машенька смотрела на новый дом, а кот Антон спал на табуретке, каравай понатужился и совсем вылез наружу.
Вот он уже пополз по наружной стенке кастрюли.
Всё ниже, ниже...
И наконец добрался до стола, на котором стояла кастрюля. Он, может, ушёл бы на пол и ещё дальше — за кухонную дверь, а потом и в прихожую, и на улицу. Но в кухню вернулась тётя Паня.
— Ай! — закричала она. — Сейчас уйдёт.
И со всех ног кинулась к столу, на котором стояла кастрюля с караваем.
Конечно, Маша тотчас перестала любоваться разноцветными огоньками в новом доме и тоже кинулась ловить каравай, чтобы тот совсем не сбежал на улицу.
Только кот Антон спал себе да спал. А может, он вовсе не спал, а притворялся? Может, ему стыдно было смотреть Машеньке в глаза? Ведь он всё-таки недоглядел за караваем.
Маша и правда хотела пристыдить кота Антона: она же на него надеялась! Но вспомнила, что и на неё тётя Паня надеялась, а она вот залюбовалась огоньками и обо всём забыла...
И ещё Машенька хотела сказать тёте Пане, что в следующий раз она ни за что не даст коту Антону вместо себя стеречь праздничный каравай.
Но всё это Машенька лишь подумала, а сказать не успела. Из прихожей она услыхала сначала мамин голос,
потом папин голос, потом бабушкин. И опять мамин. И опять папин. И опять бабушкин. Оказывается, они все трое пришли в детский сад за Машенькой и теперь что-то объясняли Нине Николаевне.
Машенька очень испугалась: а вдруг они не знают, что она на кухне, и закричала:
— Я тут! Я вот она! и выбежала к ним навстречу.
Садовник и сыновья
Л.Н. Толстой
Хотел садовник сыновей приучить к садовому делу. Когда он стал умирать, позвал их к себе и сказал:
– Дети, когда я умру, вы в виноградном саду поищите, что там спрятано.
Дети думали, что там клад, и, когда отец умер, стали рыть и всю землю перекопали. Клада не нашли, а землю в винограднике так хорошо перекопали, что стало плода родиться много больше. И они стали богаты.
Все бобры для своих бобрят добры.
Приблизительный перевод: All beavers are kind to their baby beavers.
Что посеешь, то и пожнешь.
As you sow, you shall mow.